Основатель венчурного фонда Key Group Александр Першиков: «Все идеи рентабельны. Вопрос в том, сколько здоровья и средств человек готов в них вложить».
Александр — создатель венчурного фонда. Его задача — найти перспективный стартап среди тысяч бизнес-идей и помочь ему воплотиться в жизнь. В венчурном бизнесе таких людей называют ангелами, и этому никто не удивляется.
Что такое на практике российский венчурный бизнес? Как не ошибиться в выборе стартапа, способного принести его создателям состояние? Кто сегодня в тренде? Каким образом психологически не сломаться во время движения к финансовым вершинам? И почему лучше найти инвесторов для набирающего популярность проект в Великобритании и США? Читайте ответы на эти вопросы в нашем интервью с основателем венчурного фонда Key Group Александром Першиковым.
— Александр, давайте начнем с самого начала: расскажите, пожалуйста, немного о себе. Интересно, откуда берутся основатели венчурных фондов?
— Я учился в московском лицее №1523 при Московском инженерно-физическом институте. Потом пошел по гуманитарной стезе, поступил в Высшую школу экономики на новый тогда факультет МИЭФ, где по окончанию получил сразу два диплома: ВШЭ и Лондонской Школы Экономики. В 17 лет параллельно с учёбой я начал работать в банке. В общей сложности в этой сфере я проработал десять лет. Последним местом работы стал банк «УРАЛСИБ», где я прошел путь до должности исполнительного директора. В 2009 году мы с товарищами основали венчурный фонд. Конечно, в тот момент наши представления о венчурном бизнесе сильно отличались от сегодняшних.
— Получается, что прошло уже девять лет — это солидный срок. А есть ли какой-то стартап родом из тех времён, который живет до сих пор? Или же все, как один, были удачными?
— Конечно, в самом начале случались не самые удачные проекты, однако есть и те, которые успешно развиваются и по сей день, например, издательство Icons и книга Icons of Russia о значимых российских символах. Книгу и сейчас все другу друг другу дарят. Даже Владимир Владимирович Путин внес к нее свой вклад — подарил фотографию. Более того, после России подобные книги мы издали еще в семи странах.
— Ваш следующий проект тоже был связан с издательской деятельностью?
— Следующим проектом, который я считаю успешным, стал Moscow Pass — это цифровая туристическая карта москвича и система электронного билета в музеи Москвы, она до сих пор работает. Потом мы ушли в транспортный сегмент и сферу IT. Нашим первым известным международным проектом стал GetTransfer.com — сервис-дискаунтер по бронированию трансферов и аренде автомобилей с водителем. На данный момент это один из лидеров на рынке пассажирских перевозок на дальние расстояния.
Кроме того, мы выступили инвесторами стартапа по созданию детских аксессуаров для новорожденных, активно помогали его становлению. Сейчас Baby Sun Love замечательно развивается.
— Сейчас довольно сложное время для бизнеса, вы все равно беретесь за новые стартапы или предпочитаете развивать старые, уже доказавшие свою успешность?
— В этом году мы профинансировали пять новых стартапов. Я думаю, что это средний показатель для российского фонда. В последние годы рынку, действительно, стало сложно, но самые сильные команды всегда пробьются, и мы им в этом помогаем.
Еще мы инвестировали в транспортный сервис по аренде лодок по самым лучшим ценам — GetBoat.com. Вообще мы инвестируем в то, что даёт наиболее выгодную цену. У нас такая концепция сегодня: нам интересны проекты — дискаунтеры преимущественно в секторе mobility в интернете.
— Как Key Group помогает стартапам?
— Сегодня мы сотрудничаем как акселератор. Это значит, что людям, которые к нам приходят и нам нравятся, мы предлагаем не только деньги, но и наш опыт, а также квалификацию специалистов, которые построили предыдущие проекты. Среди них есть и программисты, и дизайнеры, и специалисты по SEO. Квалифицированные кадры дорого обходятся, стартаперам такие суммы им самостоятельно не по плечу.
— Как люди на вас выходят?
— В 2008 году нашими первыми клиентами были друзья, по их рекомендациям — друзья друзей, а потом мы уже сами стали обрастать новыми связями. В итоге часто случается, что наши талантливые знакомые бросают свою корпоративную работу и приходят со своими идеями к нам.
— Как можно оценить будущий стартап, по каким параметрам?
— Мы делаем ставку на человека и его способности. В нашем понимании, это составляет 70% успеха. Мы не боимся конкуренции. Как правило, наши коллеги побаиваются браться за стартап, если на его рынке уже имеются сильные игроки. Это вообще свойственно венчурному бизнесу в России.
— Вы закладываете вероятность рисков и как не ошибиться в оценке фаундера?
— Здесь требуется интуиция. Мы — фонд ранних инвестиций, люди с нами обращаются, когда у них ещё нет ничего кроме классной идеи и своего личного опыта. Собственно, мы и оцениваем человека, исходя из бэкграунда: интересуемся, чем он занимался раньше, как преодолевал сложности, каких результатов достигал. Если нам по пути, то мы поможем ему реализовать любую идею. Все идеи потенциально рентабельны, вопрос лишь в том, сколько ресурсов (временных, денежных, психологических) человек готов вложить в свой проект. Основатель стартапа должен быть готов уделять работе 24 часа в сутки. Когда к нам приходят за советом друзья, которые тоже хотят заняться венчурным бизнесом, то мы советуем им посмотреть сериал «Кремниевая долина». Конечно, это только кино, но там все очень дельно и реалистично показано.
— «Кремниевая долина» — американский сериал, у нас, наверное, все работает совсем по-другому?
— Различий, действительно, много. Например, в России венчурный инвестор просит написать бизнес-план ещё до запуска проекта. А в США детальный бизнес-план, как правило, появляется после того, как проект стартовал и начал показывать метрики. Рынок труда там гибче и удобнее. Там проще и CEO заменить, и кофаундера, у нас же это сильно привязано к фаундеру проекта.
— Часто ли стартаперы сходят с дистанции?
— Ситуация, когда у человека не хватает сил, здоровья и психической устойчивости, встречается сплошь и рядом. Не каждый способен выдержать всю напряжённость и непредсказуемость процесса. Кто-то сдаётся, кто-то, может быть, пробудет в этом бизнесе два или три месяца а потом расслабляется, но есть и сильные, которые идут до последнего, растут и постоянно учатся. Быть стартапером это очень тяжелая работа для которой подходят единицы.
— Наверняка бывает так, что и идея классная, и человек талантливый, но масштаб стартапа слишком велик для его фаундера. Что тогда?
— Человек с талантом — как раз наш случай. Если идея хорошая, то мы поможем. А вот если стартапер пока не нашел квалифицированных партнеров, то образуется много проблем. Начинающим ребятам тяжело выбирать качественных подрядчиков, они в этом ещё ничего не понимают.
— Какая в вашем бизнесе выгода лично для вас? Вы ведь должны и вернуть деньги, и получить прибыль. Разве такое возможно на первых этапах финансирования?
— Мы инвестируем на ранних стадиях, это «pre-seed» и «seed». Мы осознанно выбрали нишу более ранних инвестиций и обладаем высочайшей экспертизой в области сборки руками различных стартапов: во многом разбираемся, от многого можем предостеречь, во многом помочь. Далее мы помогаем организовать следующий раунд инвестиций и иногда сами становимся соинвесторами.
— На Петербургском международном экономическом форуме Президент РФ призвал крупные компании активнее сотрудничать со стартапами и вкладываться в венчурные фонды, это что означает на деле?
— Ключевой вопрос: где взять деньги на стартапы? Частный сектор не сгенерирует венчурных инвестиций, потому что свежие деньги в экономике отсутствуют. Так что, замысел Владимира Владимировича, можно предположить, был такой: раз частный сектор эти риски на себя не берет, давайте тогда их возьмёт на себя государство. Если бы деньги, как инструментарий, появились и были вложены в современные стартапы, это было бы очень здорово для оживления экономики, развития инноваций. Там же не нужны большие вложения: за шесть миллионов рублей большинство идей можно протестировать на жизнеспособность. И такие деньги, понятно, есть в госкорпорациях.
— Есть ли у вашего фонда поддержка со стороны государства и работаете ли вы на глобальном рынке?
—У нас ориентир очень простой: есть международный инвестиционный рынок, и мы развиваем проекты, способные привлечь международные капиталы. Поэтому мы собираем их на английском языке, по законам, по стандартам, метрикам, понимания международной аудитории. И мы консультируемся в первую очередь с нашими партнерами за рубежом: скажем, если через три года вырастет вот это, оно в вашем понимании будет иметь место в экономике? Инвестиционная ликвидность — назовём это так.
— То есть у вас международный уровень работы и вы жестко ориентированы выводить стартапы на Запад?
— Мы на внутреннем рынке практически ни с кем не сотрудничаем. Если проект подрастает, мы его очень редко в России показываем, сразу продвигаем на Запад. Это всем интересно, и фаундерам тоже. Если человек осуществит после нас сделку на внутреннем рынке, в его жизни практически ничего не изменится, ему все равно будет очень сложно искать следующие деньги. Но если его проект стал интересен международным фондам, то он находится в зоне очень большой ликвидности. С нами, без нас, но ликвидность выше, оценка выше, рынок другой, и советы он будет слышать другие.
— Существуют ли нормы для успешной компании, как она должна дорожать?
— Успешная компания в год должна подорожать в пять раз и более. Если так происходит, значит, это хороший бизнес. Есть разные подходы, как считать стоимость бизнеса, и это непросто. Скажем условно, Uber сейчас дорожает в три раза, но он очень большой. Маленькому бизнесу дорожать проще. В пять раз — это достижимо, но работать придётся очень много. Работать, изучать новое, самосовершенствоваться, перестраиваться и многое переделывать.
— За рубежом тоже больше ценится человек или все-таки идея?
— Идея нигде ничего не стоит. Ребята, нам нужны вы! Нам нужны люди, которые ничего не боятся. Потому что фаундер — это основа бизнеса. И фаундер нужен до последнего дня жизни компании. Если нам понятна идея, понятен и близок рынок, начинаем смотреть на человека: сможет ли он справиться с собственной идеей. Стартап — тест на самостоятельность очень высокого уровня.
